Удивительные дети
Вожатый Виктор Александрович мне на прощание сказал, что я вполне могу время от времени в лагере появляться. Только вот почему время от времени - это мне было непонятно. И вообще было непонятно, что значит - время от времени? Сейчас, например, могу я там появиться или нет? А завтра могу? А если сегодня и завтра не могу, то когда могу? В конце концов, если я с ними в поход ходил, значит, и в лагерь могу пойти…
И я через забор перелез, ведь ещё неизвестно, как часовые отнесутся к этому моему рассуждению.
Нервы у меня были напряжены. Я, сколько себя помню, всегда по этой лагерной территории с напряжёнными нервами ходил.
И вот с такими напряжёнными нервами встречаю я возле кухни Саньку. Он, как меня увидел, сразу стал мне котлету совать, можно подумать, он только и делает, что эти котлеты ест. Я как раз о том думал, что не только он может плясать, петь и всё такое… И ничего сложного нету показывать, как пыхтит паровоз и стреляют крупнокалиберные пулемёты…
Убери, - говорю, - свою котлету.
Он её сейчас же в рот убрал. Жуёт и улыбается.
Съел котлету и говорит:
Во фрукт! Котлету не хочет.
Знаешь что, - говорю, - я не хуже тебя умею разные штучки выкидывать, разные там пляски, песни разные там…
Ну и что? - говорит.
А то, - говорю, - что я не хуже тебя плясать умею!
Он, представьте себе, обрадовался.
Серьёзно умеешь? Чего же ты мне раньше об этом не сказал?
Мне вдруг неудобно стало, вроде я ему завидую.
Что же, по-твоему, я должен ходить и всем докладывать, так, что ли?
Зачем же всем? Другу-то своему мог сказать? Зачем же от друзей свои способности скрывать! Вот фрукт!
Мне эти его усмешки и разное там кривлянье ух как надоело!
Если ты ещё раз меня этим фруктом назовёшь, - говорю, - я с тобой разговаривать не буду…
Так это же у меня привычка такая!
Он подпрыгнул, в ладоши хлопнул и как заорёт:
Вот фрукт!
Я даже не знал, обижаться на него или нет, и решил не обижаться. Тем более он у меня тоже привычку нашёл, не буду говорить какую.
После всех этих разговоров мы с ним соревноваться пошли. Кто дольше спляшет.
Я думал, мы на сцену в клуб пойдём, а мы в баню пошли. Пыли, говорит, там нету и пол дощатый. Тихо и спокойно. Пляши себе, сколько твоей душе угодно. Подходящее он всё-таки место нашёл для соревнования. Мне бы никогда такая идея, насчёт бани, в голову не пришла. Нет, он, конечно, способный человек, что там и говорить! Зря всё-таки я полез с ним соревноваться… И чего это меня дёрнуло хвалиться, что я плясать умею! Как раз я плясать не умею. Спляшу как могу. Главное, на дыхание напирать, чтобы его переплясать. В конце концов, он не какой-нибудь там знаменитый плясун из Грузинской республики…
Пришли мы в баню, а там топится. А он не заметил, что ли, говорит:
Ну, давай начнём!
Жара-то, - говорю, - какая! Как же мы здесь плясать будем?
Зато пыли нет, - говорит.
Ведь душно, - говорю.
Пока мы тут разговаривать будем, ещё душней будет, давай начнём.
А дышать?
Да давай начнём, а там видно будет.
Ну, нет, - говорю, - я здесь плясать не буду, сдохнуть можно!
Ага, - говорит, - дышать не можешь! Испугался!
Нисколько, просто мне здесь жарко.
А мне не жарко? Мы с тобой, по-моему, в одинаковых условиях находимся. Спляшем и уйдём. Давай начнём, пока ещё жарче не стало, нечего пустыми разговорами заниматься! Ты просто, я вижу, увиливаешь, вот и всё!
Я не на шутку разозлился и говорю:
Давай, пожалуйста, начнём!
Мы встали рядышком, друг на друга покосились, не знали, как начать, а после он крикнул:
И мы заплясали. Я два раза поскользнулся, пол был мокрый, но быстро вскакивал, как будто и не падал. Тем более что он тоже поскользнулся. Оказалось, уж не так-то трудно с ним соревноваться, нужно было только начать, а там пошло, а когда он выкрикивал «оп-ля!», я тоже выкрикивал «оп-ля!», ничего в этом такого сложного не было.
Он не останавливался, и я тоже не останавливался, зачем же мне останавливаться, если он не останавливается. Я на него только косился всё время, чтобы его из поля зрения не упускать.
Мы вовсю плясали, когда дверь отворилась и вошёл начальник лагеря.
Что там за стук? Что происходит?
Когда он зашёл, мы не видели, только когда он спросил, мы услышали. Он громко так сказал, во весь голос. А так мы его совершенно не заметили.
Мы остановились. Санька говорит:
Мы репетируем.
Он удивлённо спрашивает:
Что репетируете?
Художественную самодеятельность, - говорит Санька.
Да вы что, в своём уме?
В своём, - говорит Санька, - мы с ним соревнуемся. Начальник лагеря рукой взялся за голову и говорит:
А здесь пыли нет, - говорит Санька.
Пыли нет? - говорит начальник. - Какой пыли?
Нету пыли, и всё! - говорит Санька.
Тогда начальник лагеря спокойно так, тихо говорит:
Вы, ребята, мне вот что скажите: вот здесь, сейчас, вы плясали или нет?
Плясали, - говорит Санька.
Ведь здесь же стоять невозможно, не то что плясать…
Отчего же невозможно, - говорит Санька, - вы же стоите.
Начальник лагеря развёл руками и говорит:
Удивительные дети!
Он посторонился, а мы с Санькой вышли.
Он даже меня не узнал, вот что удивительно!
Всю ночь не спал
Здорово ты всё-таки тогда в бане сплясал, - сказал Санька, - я был так удивлён, что всю ночь не спал.
Сделал и прислал Кайдалов Анатолий._____________________
Кому что удивительно 4
В шкафу 6
Нехорошо получилось 12
Поющая Катя 14
Друзья 16
Закутанный мальчик 18
Птичка 20
КОМУ ЧТО УДИВИТЕЛЬНО
Танька ничему не удивляется. Она всегда говорит: „Вот уж не удивительно!", даже если бывает и удивительно. Я вчера на глазах у всех перепрыгнул через такую лужу... Никто не мог перепрыгнуть, а я перепрыгнул! Все удивлялись, кроме Тани:
- Подумаешь! Ну и что же? Вот уж не удивительно!
Я всё старался её удивить. Но никак не мог удивить. Сколько я ни старался. Я из рогатки попал в воробышка. Научился ходить на руках, свистеть с одним пальцем во рту. Она всё это видела. Но не удивлялась.
Я изо всех сил старался. Что я только не делал! Залезал на деревья, ходил без шапки зимой...
Она все не удивлялась.
А однажды я просто вышел с книжкой во двор. Сел на лавочку. И стал читать.
Я даже не видел Таньку. А она говорит:
- Удивительно! Вот не подумала бы! Он читает!
В ШКАФУ
Перед уроком я в шкаф залез. Я хотел мяукнуть из шкафа. Подумают кошка, а это я.
Сидел в шкафу, ждал начала урока и не заметил сам, как уснул.
Просыпаюсь - в классе тихо. Смотрю в щёлочку - никого нет. Толкнул дверь, а она закрыта. Значит, я весь урок проспал. Все домой ушли, и меня в шкафу заперли.
Душно в шкафу и темно, как ночью. Мне стало страшно, я стал кричать: - Э-э-э! Я в шкафу! Помогите!
Прислушался - тишина кругом.
Я опять:
- О! Товарищи! Я в шкафу сижу! Слышу чьи-то шаги. Идёт кто-то.
- Кто здесь горланит?
Я сразу узнал тётю Нюшу, уборщицу.
Я обрадовался, кричу:
- Тётя Нюша, я здесь!
- Где ты, родименький?
- В шкафу я! В шкафу!
- Как же ты, милый, туда забрался?
- Я в шкафу, бабуся!
- Так уж слышу, что ты в шкафу. Так чего ты хочешь?
- Меня заперли в шкаф. Ой, бабуся! Ушла тётя Нюша. Опять тишина. Наверное, за ключом ушла.
Опять шаги. Слышу голос Пал Палыча. Пал Палыч - наш завуч...
Пал Палыч постучал в шкаф пальцем.
- Там нет никого, - сказал Пал Палыч.
- Как же нет. Есть, - сказала тётя Нюша.
- Ну где же он? - сказал Пал Палыч и постучал ещё раз по шкафу.
Я испугался, что все уйдут, я останусь в шкафу, и изо всех сил крикнул:
- Я здесь!
- Кто ты? - спросил Пал Палыч.
- Я - Цыпкин...
- Зачем ты туда забрался, Цыпкин?
- Меня заперли... Я не забрался...
- Гм... Его заперли! А он не забрался! Видали? Какие волшебники в нашей школе! Они не забираются в шкаф, в то время как их запирают в шкафу. Чудес не бывает, слышишь, Цыпкин?
- Слышу...
- Ты давно там сидишь? - спросил Пал Палыч.
- Не знаю...
- Найдите ключ, - сказал Пал Палыч. - Быстро.
Тётя Нюша пошла за ключом, а Пал Палыч остался. Он сел рядом на стул и стал ждать. Я видел сквозь щёлку его лицо. Он был очень сердитый. Он закурил и сказал:
- Ну! Вот до чего доводит шалость! Ты мне честно скажи, почему ты в шкафу?
Мне очень хотелось исчезнуть из шкафа. Откроют шкаф, а меня там нет. Как будто бы я там и не был. Меня спросят: „Ты был в шкафу?" Я скажу: „Не был". Мне скажут: „А кто же там был?" Я скажу: „Не знаю".
Но ведь так только в сказках бывает! Наверняка завтра маму вызовут... Ваш сын, скажут, в шкаф залез, все уроки там спал, и все такое... Как будто мне тут удобно спать! Ноги ломит, спина болит. Одно мученье! Что было мне отвечать? Я молчал.
- Ты живой там? - спросил Пал Палыч.
- Живой...
- Ну, сиди, скоро откроют...
- Я сижу...
- Так... - сказал Пал Палыч. - Так ты ответишь мне, почему ты залез в этот шкаф?
Я молчал.
Вдруг я услышал голос директора. Он шел по коридору:
- Кто? Цыпкин? В шкафу? Почему?
Мне опять захотелось исчезнуть.
Директор спросил:
- Цыпкин, ты?
Я тяжело вздохнул. Я просто уже не мог отвечать.
Тётя Нюша сказала:
- Ключ унес староста класса.
- Взломайте дверь, - сказал директор.
Я почувствовал, как ломают дверь, -
шкаф затрясся, я стукнулся больно лбом. Я боялся, что шкаф упадёт, и заплакал. Руками упёрся в стенки шкафа, и, когда дверь поддалась и открылась, я продолжал точно так же стоять.
- Ну, выходи, - сказал директор. - И объясни нам, что это значит.
Я не двинулся с места. Мне было страшно.
- Почему он стоит? - спросил директор.
Меня вытащили из шкафа.
Я всё время молчал.
Я не знал, что сказать.
Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом...
НЕХОРОШО ПОЛУЧИЛОСЬ
Перед уроком ребята построились в пары. Таня - дежурная - проверяла у всех руки, уши: чистые ли?
А Вова за парту спрятался. И сидит, как будто его не видно. Таня кричит ему:
- Вова, иди покажи свои уши. Не прячься!
А он словно не слышит. Сидит под партой, не шевелится.
Таня опять ему:
- Вова, ну! Покажи свои уши и руки!
А он опять ни слова.
Когда Таня у всех проверила, она подошла к парте, где спрятался Вова, и говорит:
- А ну, вставай! Как не стыдно! Пришлось Вове вылезти из-под парты. Таня вскрикнула: „Ой!“ - И попятилась. Вова был весь в чернилах - лицо, руки,
даже одежда.
А он и говорит:
- У меня немножко руки грязные были. А чернила я только что пролил. Когда залезал под парту.
Вот как нехорошо получилось!
ПОЮЩАЯ КАТЯ
У нас в квартире Катя живёт. Она трусиха. Если слышится из коридора песня - это Катя от страха поёт. Она темноты боится. Она свет в коридоре зажечь не может и песни поёт, чтоб не страшно было.
Я темноты не боюсь нисколько. Чего мне темноты бояться! Я вообще никого не боюсь. Кого мне бояться? Я удивляюсь тому, кто боится. Например, Петя. Я Кате рассказал про Петю.
Мы летом в палатках жили. Прямо в лесу.
Как-то вечером Петька ушёл за водой. Прибегает вдруг без ведра и кричит:
- Ой, ребята, там чёрт с рогами!
Пошли посмотрели, а это пень. От пня ветки торчат, как рога.
Мы весь вечер над Петькой смеялись. Пока не уснули.
Утром взял Петя топор, пошёл пень выкорчёвывать. Ищет, ищет - не может
Катя
найти. Пней много. А того пня, что на чёрта похож, нигде нет. В темноте пень был похож на чёрта. А днем он совсем не похож на чёрта. Отличить его от других невозможно.
Смеются ребята:
- Зачем тебе пень выкорчёвывать?
- Как же так, - отвечает Петя, - ведь я ночью опять испугаюсь.
Ребята ему говорят:
- Ты вот что сделай. Все эти пни выкорчуй. Среди них непременно тот пень будет. И ходи себе смело.
Глядит Петя на пни. Много пней. Штук сто. А может быть, двести. Попробуй все выкорчуй!
Махнул Петя рукой на пни. Пусть стоят. Пни ведь не черти.
Послушала Катя рассказ про Петю. Смеётся:
- Ой, какой Петя смешной!
ДРУЗЬЯ
Андрюша и Славик друзья.
Они всё делают вместе. Когда Андрюша упал с веранды, Славик тоже хотел упасть с веранды, чтоб доказать, что он истинный Друг.
Когда Славик пошел вместо школы в кино, то Андрюша тогда был с ним вместе.
А когда они принесли в класс кошку и учитель спросил, кто из них это сделал, Андрюша сказал:
- Это Славик сделал.
А Славик сказал:
- Это всё Андрюша...
ЗАКУТАННЫЙ МАЛЬЧИК
Этот мальчик был так закутан, что на него нельзя было смотреть без смеха. Поверх всего он был обмотан большим шерстяным платком. Из сплошного клубка одежды торчали лишь нос и два глаза.
- Как ты на коньках катаешься? - спросил я.
- Никак.
- И на лыжах не катаешься?
- Не катаюсь.
- Вот так и стоишь у стены без движенья?
- А зачем мне движенье?
- Так ты бы лучше дома сидел.
- Я вышел воздухом подышать.
- Научить тебя на коньках кататься?
- Не надо.
- Тебе одежда мешает? Так ты разденься.
- Мне холодно будет.
- На коньках холодно не бывает.
- Мне и так тепло.
- Вот чудак! Ну и стой возле стенки, только смешно смотреть на тебя. Как чучело.
- Сам ты чучело.
- Это ты, брат, чучело.
- А вот и нет.
- Как же нет, когда вон ты какой смешной!
- Не смей смеяться, я тебя стукну!
- Как же ты стукнешь? Тебе и руку поднять невозможно.
Я побежал кататься.
Закутанный мальчик очень обиделся, побежал за мной, но сейчас же упал. Он встал, сделал шаг и опять упал.
- Поставьте его у стены, - сказал кто-то, - а то он так будет всё время падать.
ПТИЧКА
Вышел я на перемене во двор. Погода чудесная. Ветра нет. Дождя нет. Снега нет. Только солнышко светит.
Вдруг вижу, крадётся куда-то кошка. Куда, думаю, кошка крадётся? Любопытно мне стало. И я осторожно за кошкой пошёл. Вдруг кошка прыг - и гляжу: у неё в зубах птичка. Воробышек. Я хвать кошку за хвост и держу.
„А ну, отдай птичку! - кричу. - Сейчас же отдай!"
Отпустила кошка птичку - и бежать.
Принёс я птичку в класс.
Кусочек хвоста у неё оторван.
Все окружили меня, кричат:
- Глядите, птичка! Живая птичка!
Учитель говорит:
- Кошки птичек за горло хватают. А здесь повезло твоей птичке. Кошка ей только хвост повредила.
Просят меня подержать дать. Но я её никому не дал. Птички не любят, когда их держат.
Положил я птичку на подоконник. Обернулся, а птички нет. Ребята кричат: „Лови! Лови!"
Улетела птичка.
Но я не горевал. Ведь я спас её. А это самое главное.
Рассказы Виктора Голявкина - это смешные и интересные истории из жизни детей, которые происходили с ними в школе и дома.
Рассказы для чтения в начальной школе.
Виктор Голявкин. Неохота всё время пешком ходить
Неохота всё время пешком ходить.
Прицепился сзади к грузовику и еду. Вот и школа за поворотом. Только вдруг грузовик быстрей пошёл. Будто нарочно, чтоб я не слез. Школу уже проехали. У меня уже руки держаться устали. И ноги совсем затекли. А вдруг он так целый час будет мчаться?
Пришлось в кузов забраться. А в кузове мел был какой-то насыпан. Я в этот мел и упал. Такая пыль поднялась, что я чуть не задохся. Сижу на корточках. За борт машины держусь руками. Трясёт вовсю! Боюсь, шофёр меня заметит — ведь сзади в кабине окошечко есть. Но потом понял: он не увидит меня — в такой пыли трудно меня увидеть.
Уже за город выехали, где дома новые строят. Здесь машина остановилась. Я сейчас же выпрыгнул — и бежать.
Хотелось всё же в школу успеть, несмотря на такой неожиданный поворот дела.
На улице все на меня смотрели. Даже пальцем показывали. Потому что я весь белый был. Один мальчишка сказал:
— Вот здорово! Это я понимаю!
А одна девочка маленькая спросила:
— Ты настоящий мальчик?
Потом собака чуть не укусила меня...
Не помню уж, сколько я шёл пешком. Только к школе когда подходил, все из школы уже выходили.
Виктор Голявкин. Привычка
Не успели приехать в пионерлагерь, а уже тихий час! Не хочется человеку спать — так нет, спи, хочешь не хочешь! Как будто мало спать ночью — ещё днём спи. Тут бы пойти искупаться в море — так нет, лежи, да ещё глаза закрой. Книжку и то почитать нельзя. Стал я напевать чуть слышно. Напевал, напевал и заснул. За ужином думаю: «Ага, вот оно что: чтоб заснуть, нужно что-нибудь спеть. Иначе никак не уснёшь».
На другой день я как только лёг, так сейчас же тихонечко и запел. Я даже сам не заметил, как стал так громко петь, что прибежал наш вожатый Витя.
— Это что ещё за певец такой?
Я ему отвечаю:
— Я иначе уснуть не могу, вот поэтому и напеваю.
Он говорит:
— А если все запоют, тогда что будет?
— Ничего, — говорю, — не будет.
— Тогда сплошное пенье будет, а не сон.
— А может быть, тогда все уснут?
— Ты не выдумывай чепуху, а закрой глаза и спи.
— Не могу я без песни спать, у меня без этого глаза не закроются.
— Закроются, — говорит, — вот увидишь.
— Нет, не закроются, я себя знаю.
— У всех ребят закрываются, а почему у тебя не закроются?
— Потому что я так привык.
— А ты попробуй не вслух пой, а про себя. Тогда ещё скорее уснёшь и товарищей не разбудишь.
Стал я петь про себя, пел разные песни и незаметно уснул.
На другой день мы на море пошли. Купались, в разные игры играли. Потом на винограднике работали. И я перед сном забыл песню спеть. Как-то сразу уснул. Совершенно внезапно. Совсем неожиданно.
Вот это да!
Виктор Голявкин. Как я писал стихи
Иду я как-то по пионерлагерю и в такт напеваю что попало. Замечаю — получается в рифму. Вот, думаю, новость!
Талант у меня открылся. Побежал я к редактору стенгазеты.
Женька-редактор пришёл в восторг.
— Замечательно, что ты стал поэтом! Пиши и не зазнавайся.
Я написал стихотворение о солнце:
Льётся солнца луч
На голову мне.
Эх, хорошо
Моей голове!
— Сегодня с утра идёт дождь, — сказал Женька, — а ты пишешь о солнце. Поднимется смех и всё такое. Напиши о дожде. Мол, не беда, что дождь, мы всё равно бодры и всё такое.
Стал я писать о дожде. Правда, долго не получалось, но наконец получилось:
Льётся дождь
На голову мне.
Эх, хорошо
Моей голове!
— Не везёт тебе, — говорит Женька, — дождь-то кончился — вот беда! И солнце пока не показалось.
Сел я писать о средней погоде. Тоже сразу не выходило, а потом вышло:
Ничто не льётся
На голову мне.
Эх, хорошо
Моей голове!
Женька-редактор мне говорит: — Смотри, вон солнце опять показалось.
Тогда я сразу понял, в чём дело, и на другой день принёс такое стихотворение:
Льётся солнца луч
На голову мне,
Льётся дождь
На голову мне,
Ничто не льётся
На голову мне.
Эх, хорошо Моей голове!
Виктор Голявкин. Коньки купили не напрасно
Я не умел на коньках кататься. И они лежали на чердаке. И наверное, ржавели.
Я очень хотел научиться кататься. У нас во дворе все умеют кататься. Даже маленький Шурик умеет. Мне было стыдно выйти с коньками. Все смеяться будут. Пусть уж лучше коньки ржавеют!
Однажды папа сказал мне:
— Коньки я тебе купил напрасно!
И это было справедливо. Я взял коньки, надел их и вышел во двор. Каток был полон. Кто-то смеялся.
«Начинается!» — подумал я.
Но ничего не начиналось. Меня пока не замечали. Я вышел на лёд и упал на спину.
«Сейчас начнётся», — подумал я.
С трудом поднялся. Мне было трудно стоять на льду. Я не двигался с места. Но самое удивительное было то, что никто, абсолютно никто не смеялся, не показывал на меня пальцем, а, наоборот, Маша Кошкина подбежала ко мне и сказала:
— Дай руку!
И хотя я упал ещё два раза, а всё равно был доволен. И я сказал Маше Кошкиной:
— Спасибо, Маша! Ты научила меня кататься.
А она сказала:
— Ой, что ты, что ты, я только тебя держала за руку.
Виктор Голявкин. В шкафу
Перед уроком я в шкаф залез. Я хотел мяукнуть из шкафа. Подумают, кошка, а это я.
Сидел в шкафу, ждал начала урока и не заметил сам, как уснул.
Просыпаюсь — в классе тихо. Смотрю в щёлочку — никого нет. Толкнул дверь, а она закрыта. Значит, я весь урок проспал. Все домой ушли, и меня в шкафу заперли.
Душно в шкафу и темно, как ночью. Мне стало страшно, я стал кричать:
— Э-э-э! Я в шкафу! Помогите! Прислушался — тишина кругом. Я опять:
— О! Товарищи! Я в шкафу сижу! Слышу чьи-то шаги. Идёт кто-то.
— Кто здесь горланит?
Я сразу узнал тётю Нюшу, уборщицу. Я обрадовался, кричу:
— Тётя Нюша, я здесь!
— Где ты, родименький?
— В шкафу я! В шкафу!
— Как же ты, милый, туда забрался?
— Я в шкафу, бабуся!
— Так уж слышу, что ты в шкафу. Так чего ты хочешь?
— Меня заперли в шкаф. Ой, бабуся!
Ушла тётя Нюша. Опять тишина. Наверное, за ключом ушла.
Пал Палыч постучал в шкаф пальцем.
— Там нет никого, — сказал Пал Палыч.
— Как же нет. Есть, — сказала тётя Нюша.
— Ну где же он? — сказал Пал Палыч и постучал ещё раз по шкафу.
Я испугался, что все уйдут, я останусь в шкафу, и изо всех сил крикнул:
— Я здесь!
— Кто ты? — спросил Пал Палыч.
— Я... Цыпкин...
— Зачем ты туда забрался, Цыпкин?
— Меня заперли... Я не забрался...
— Гм... Его заперли! А он не забрался! Видали? Какие волшебники в нашей школе! Они не забираются в шкаф, в то время как их запирают в шкафу. Чудес не бывает, слышишь, Цыпкин?
— Слышу...
— Ты давно там сидишь? — спросил Пал Палыч.
— Не знаю...
— Найдите ключ, — сказал Пал Палыч. — Быстро.
Тётя Нюша пошла за ключом, а Пал Палыч остался. Он сел рядом на стул и стал ждать. Я видел сквозь щёлку его лицо. Он был очень сердитый. Он закурил и сказал:
— Ну! Вот до чего доводит шалость. Ты мне честно скажи: почему ты в шкафу?
Мне очень хотелось исчезнуть из шкафа. Откроют шкаф, а меня там нет. Как будто бы я там и не был. Меня спросят: «Ты был в шкафу?» Я скажу: «Не был». Мне скажут: «А кто там был?» Я скажу: «Не знаю».
Но ведь так только в сказках бывает! Наверняка завтра маму вызовут... Ваш сын, скажут, в шкаф залез, все уроки там спал, и всё такое... как будто мне тут удобно спать! Ноги ломит, спина болит. Одно мученье! Что было мне отвечать?
Я молчал.
— Ты живой там? — спросил Пал Палыч.
— Живой...
— Ну сиди, скоро откроют...
— Я сижу...
— Так... — сказал Пал Палыч. — Так ты ответишь мне, почему ты залез в этот шкаф?
— Кто? Цыпкин? В шкафу? Почему?
Мне опять захотелось исчезнуть.
Директор спросил:
— Цыпкин, ты?
Я тяжело вздохнул. Я просто уже не мог отвечать.
Тётя Нюша сказала:
— Ключ унёс староста класса.
— Взломайте дверь, — сказал директор.
Я почувствовал, как ломают дверь, — шкаф затрясся, я стукнулся больно лбом. Я боялся, что шкаф упадёт, и заплакал. Руками упёрся в стенки шкафа, и, когда дверь поддалась и открылась, я продолжал точно так же стоять.
— Ну, выходи, — сказал директор. — И объясни нам, что это значит.
Я не двинулся с места. Мне было страшно.
— Почему он стоит? — спросил директор.
Меня вытащили из шкафа.
Я всё время молчал.
Я не знал, что сказать.
Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом...
Виктор Голявкин. Новая рубашка
Хотя на дворе мороз и снег, я расстегнул пальто на все пуговицы и заложил за спину руки.
Пусть все видят мою рубашку, которую мне сегодня купили!
Я ходил по двору взад-вперёд, поглядывая на окна.
Шёл с работы мой старший брат.
— О, — сказал он, — какая прелесть! Только смотри не простудись.
Он взял меня за руку, привёл домой и надел мне рубашку поверх пальто.
— Теперь гуляй, — сказал он. — Какая прелесть!
Виктор Голявкин. Все куда-нибудь идут
После лета все во дворе собрались.
Петя сказал: — Я иду в первый класс. Вова сказал:
— Я во второй класс иду.
Маша сказала:
— Я в третий класс иду.
— А я? — спросил маленький Боба. — Выходит, я никуда не иду? — И заплакал.
Но тут Бобу позвала мама. И он перестал плакать.
— Я к маме иду! — сказал Боба.
И он пошёл к маме.
Блестит озеро.
Солнце ушло за деревья.
Спокойно стоят камыши.
Всё озеро в чёрных чёрточках. Это лодки, а в них рыбаки.
Бегут к дороге телята, становятся в ряд и смотрят на нас.
Сидят две собаки и смотрят на нас.
Бегут к нам вприпрыжку мальчишки.
Грузовик наш поднял много пыли, и она оседает постепенно.
Я вижу деревню, лес, озеро.
Из дома выходит хозяин с бородкой, в старой морской фуражке.
– Здравия желаем жильцам, – говорит он, – вечерок что надо, рыбка ловится, ветра нет, понюхайте-ка воздух, понюхайте… – Он громко нюхает воздух. Трясёт всем нам руки.
– Пыли много, – говорит мама, – ужасно много пыли!
– Так это ваша пыль и есть, – говорит хозяин.
– Дорога у вас пыльная, – говорит мама.
– А воздух-то какой!
Всё больше и больше темнеет.
Наш дом – верхние комнаты.
Мы с мамой несём наши вещи.
Я поднимаюсь по лестнице и всё время нюхаю воздух.
– Жаль, что отцу не дали отпуск, – говорит мама.
– Такой воздух! – говорю я.
Мы с мамой стоим в новой комнате.
– Вот здесь мы будем жить лето, – говорит мама.
Я умывался под лестницей из умывальника, а хозяин Матвей Савельич стоял рядом со мной:
– Лей, лей! Всем хватит воды, а не хватит – вон из колодца ещё возьмите, в чём дело!
Я вовсю лил.
– Ну как? Хорошо? Мойся, мойся! Вода хороша! У меня колодец очень хороший. Сам рыл. Сам копал. Только у Ямщиковых такой колодец да у меня. А у других это разве колодцы?
– А что у других?
– А ты погляди.
– Схожу погляжу…
– И сходи. И мамашу возьми.
…А какое было утро!
Солнце поднималось из-за озера. И опять всё озеро было в чёрточках. А посреди озера серебристая полоса. От солнца. Деревья слегка покачивались, и полоса на озере становилась извилистой. Совсем рядом заиграл пионерский горн.
– У кого вода, а у кого бурда, – сказал Матвей Савельич.
Я вышел за калитку.
За калиткой
За калиткой стоял малыш и плакал. А рядом с ним стояла бабушка.
Малыш повторял:
– Я хочу черпалку!
– Нету черпалки, – отвечала бабушка.
– Давай черпалку! – орал малыш.
– Что это за черпалка такая? – спросил я.
Малыш посмотрел на меня и сказал:
– Давай черпалку!
– Неужели ты не видишь, Мишенька, что у него нет черпалки? – сказала бабушка.
Он опять посмотрел на меня.
Я показал ему руки – вот, мол, нет у меня черпалки.
Он замолчал. Потом крикнул:
– Давай черпалку!
– Господи, – вздохнула бабушка, – чуть свет вставать зарядил. Возьми я ему раз да скажи: «Куплю я тебе, Мишенька, черпалку, если ты курицу съешь». А что это за черпалка такая и сама не знаю. Просто так сказала ему, чтоб он курицу съел. Вроде бы в какой-то сказке я ему про эту черпалку читала. Ну, он курицу съел и сейчас же говорит: «Давай теперь черпалку!» А откуда я её возьму? И что это за оказия такая, и что это за диковина такая, эта самая черпалка… И лодки ему показываю, и дровишки, и шишки, и чего только я ему ни показываю, а он знай про «черпалку» твердит…
Я говорю:
– Где-то видел я, продавали в магазине игрушечную землечерпалку. Шесть рублей, кажется, стоит. Вот бы такую землечерпалку купить ему за то, что он курицу съел…
Бабушка обрадовалась и говорит:
– Нужно отцу сказать, чтобы он купил ему черпалку, спасибо тебе большое, не знаю даже, как и благодарить…
– Да что вы, – говорю, – пустяки какие, я просто видел эту черпалку, если не ошибаюсь, на Литейном проспекте, в одной витрине какого-то детского магазина; любопытная, думаю, штука была бы для малышей. Я-то сам из этого возраста вышел…
– Непременно отцу скажу, – говорит бабушка, – непременно отцу доложу про это моё спасение… Сыну-то он своему не пожалеет, а меня спасёт от этого форменного мучения. Заходи к нам, мы вон напротив, спасибо тебе, сынок…
Она ушла довольная, а я стал думать, с кем бы мне ещё познакомиться. С каким-нибудь мальчишкой бы познакомиться. Вот ведь сейчас с ними познакомился…
Походил по деревне.
Ходил, ходил, зашёл домой, позавтракал и опять за калитку вышел.
Орал малыш. Просил черпалку.
Если он так всё время будет черпалку просить, с ума сойти можно. Как они терпят! Купили бы ему какую-нибудь черпалку или вовсе бы ему не обещали…
Я спускался к озеру, и малыша уже не было слышно.
Пили воду коровы.
Мне стало скучно.
Неужели вот так я и буду ходить каждый день по деревне да вдоль озера, а дальше что? Конечно, я могу купаться, кто-нибудь меня на лодке покатает, и рыбу лови себе, пожалуйста, сколько хочешь, всё это так. Но должны же ведь быть у меня какие-то друзья, приятели, не могу же я без них…
Но где их взять?
Не могу же я их вот так, сразу, взять и найти.
Вдруг я этого мальчишку увидел и ужасно обрадовался. Он стоял в камышах, и сначала я не понял, чего он там стоит, а потом понял: он там рыбу ловит.
Удочка у него была длиннющая, я сначала удочку увидел, а потом его.
Я сел на траву и смотрю. При мне он две рыбы поймал. Никак я сначала не мог понять, куда он их кладёт, а потом понял: он их за пазуху кладёт!
Он поймал третью рыбу и тоже – за пазуху. Я сейчас же представил себе, сколько у него там за пазухой этих рыб, как они там прыгают и щекотят ему живот.
Вот почему он всё время ёжился и корчился!
Я сидел и ждал, когда он кончит ловить, выйдет из своих камышей и покажет мне рыб.
Но он всё ловил.
Я окликнул его.
Нет, он не слышал меня или он не хотел меня слышать. Он стоял ко мне боком, и я видел его оттопыренную майку с рыбами, его какое-то суровое лицо в веснушках, и опять стало мне скучно.
Он так был занят своей рыбой!
Он, наверное, весь день может так стоять в воде со своей удочкой, не видя ничего, не слыша…
Пробежали ребята с мячом.
Я бы за ними с удовольствием побежал, да только что они подумают, если я вдруг за ними побегу?
Я встал. Пошёл вдоль берега.
А этот! Тоже мне! Рыбак! Я бы никогда не стал за пазуху рыб запихивать. Разве настоящий рыбак за пазуху рыб запихивает? А ещё не отвечает!
Я свернул в лес.
Как вдруг из-за дерева выскакивает мальчишка, хватает меня за рукав и кричит:
Я сначала немножко испугался: странно всё-таки. А потом – ничего, вижу – стоит он и дышит тяжело, словно бежал долго.
– Ты чего, – говорю, – до меня дотрагиваешься?
– А кто ты такой? – говорит. – Что, до тебя дотрагиваться нельзя?
– А ты кто такой? – спрашиваю.
– Да ты кто, сумасшедший или кто? – это он мне говорит.
– Это ты, – говорю, – сумасшедший, по всему видно: ни с того ни с сего вдруг выскакивает, дотрагивается…
– Ишь ты какой! – говорит. – А как же я с тебя погоны буду срывать? Или у тебя их уже сорвали?
– Какие погоны? – Если и вправду он из какого-нибудь сумасшедшего дома сбежал? Возьмёт да укусит, да мало ли что…
А он орёт:
– Да ты что, с луны свалился?
– Кто из нас с луны свалился, это ещё неизвестно, скорей всего, это ты с луны свалился…
Он хлопнул в ладоши, подпрыгнул и как заорёт:
– Ха! Вот фрукт!
«Ну, – думаю, – не иначе. Вылитый сумасшедший!» Вижу, у него на плечах по листику. Нормальный человек, сами понимаете, ни с того ни с сего не будет себе на плечи листики цеплять… Как бы от него спокойненько уйти?..
