Кадзуо Исигуро
Остаток дня
Памяти миссис Леноры Маршалл
Пролог: июль 1956 года
Дарлингтон-холл
Все вероятней и вероятней, что я и в самом деле предприму поездку, которая занимает мои мысли вот уже несколько дней. Поездку, нужно заметить, я предприму один, в удобнейшем «форде» мистера Фаррадея; направлюсь же в западные графства, что, как я ожидаю, позволит по дороге обозреть много красивейших мест сельской Англии. В Дарлингтон-холле, таким образом, меня не будет дней пять, а то и шесть. Идея путешествия, должен я подчеркнуть, принадлежит мистеру Фаррадею, который пару недель тому назад самолично сделал мне это в высшей степени любезное предложение, когда я протирал портреты в библиотеке. Если не ошибаюсь, я как раз стоял на стремянке и вытирал пыль с портрета виконта Уэзебери, когда вошел хозяин со стопкой книг, каковые он, вероятно, собирался поставить на полку. Увидев мою персону, он воспользовался случаем и сообщил, что сию секунду принял окончательное решение отбыть в Соединенные Штаты на пять недель в августе – сентябре. Объявив об этом, хозяин положил книги на стол, уселся в chaise-longue и вытянул ноги. Глядя на меня снизу вверх, он сказал:
– Послушайте, Стивенс, мне вовсе не нужно, чтобы все время, пока меня не будет, вы сидели взаперти в этом доме. Почему бы вам не взять машину да не съездить куда-нибудь на несколько дней? Поглядеть на вас, так отдых очень даже пойдет вам на пользу. Предложение это обрушилось на меня так неожиданно, что я, право, не знал, что и сказать. Помнится, я поблагодарил его за заботу, но, видимо, не ответил ничего определенного, потому что хозяин продолжал:
– Я серьезно, Стивенс. Мне и в самом деле кажется, что вам следует отдохнуть. Бензин я вам оплачу. А то вы, ребята, всю жизнь торчите в этих старых особняках, всегда при деле, так где же вам выкроить время поездить по своей прекрасной стране?
Хозяин не впервые заговаривал на эту тему; больше того, это, кажется, по-настоящему его беспокоит. На сей раз, однако, мне прямо на стремянке пришло в голову, как можно было бы ответить – ответить в том смысле, что лица нашей профессии, хотя и нечасто видят страну, если понимать под этим поездки по графствам и осмотр достопримечательностей, на самом деле «видят» больше Англии, чем многие прочие, благо находятся в услужении там, где собираются самые важные дамы и господа государства. Разумеется, все это я мог изложить мистеру Фаррадею, лишь пустившись в объяснения, которые, не дай бог, показались бы самонадеянными. Посему я ограничился тем, что просто сказал:
– Я имел честь видеть лучшее, что есть в Англии, на протяжении многих лет, сэр, в стенах этого дома.
Вероятно, мистер Фаррадей меня не понял, потому что продолжал:
– Нет, в самом деле, Стивенс. Чтоб на собственную страну да не посмотреть – это никуда не годится. Послушайте моего совета, выберитесь из дому на несколько дней.
Как и следовало ожидать, в тот раз я отнесся к предложению мистера Фаррадея недостаточно серьезно, посчитав это очередным проявлением незнакомства американского джентльмена с тем, что принято и что не принято в Англии. Потом я, правда, изменил отношение к этому предложению, больше того, идея автомобильной поездки на Западное побережье овладевает мной все сильнее. В основном это, конечно, объясняется – и с какой стати мне это скрывать? – письмом от мисс Кентон, первым чуть ли не за семь лет, если не считать поздравительных открыток на Рождество. Сразу же поясню, что именно я имею в виду; я имею в виду, что письмо мисс Кентон вызвало у меня некоторые соображения касательно моих профессиональных занятий в Дарлингтон-холле. Хотелось бы подчеркнуть, что озабоченность по поводу указанных профессиональных занятий и заставила меня пересмотреть отношение к великодушному предложению хозяина. Тут, однако, требуется более подробное объяснение.
Дело в том, что за последние несколько месяцев я допустил ряд погрешностей при исполнении своих прямых обязанностей. Нужно сказать, что все эти погрешности сами по себе не заслуживают серьезного внимания. Тем не менее вам, полагаю, понятно, что у лица, не привыкшего допускать такие погрешности, подобное развитие событий вызвало известное беспокойство; пытаясь установить причину ошибок, я и вправду начал придумывать разного рода панические объяснения, но, как часто бывает в таких случаях, проглядел очевидное. И только поразмыслив над письмом мисс Кентон, я прозрел и понял простую истину – все погрешности последних месяцев проистекают всего лишь из-за неверного распределения обязанностей между слугами.
Кадзуо Исигуро
Погребённый великан
Деборе Роджерс
1938–2014
Часть первая
Извилистую тропинку или сонный луг, которыми Англия позже прославилась, вам пришлось бы ещё поискать. Вместо них на многие мили вокруг расстилались земли пустынные и невозделанные, изредка перемежавшиеся неторными тропами по скалистым горам или мрачным заболоченным пустошам. Дороги, оставшиеся от римлян, к тому времени в основном либо превратились в сплошные колдобины, либо заросли травой, часто уводя в глухомань и там обрываясь. Над речками и болотами нависал ледяной туман - прекрасное убежище для огров, которые в те времена чувствовали себя в этих краях как дома. Люди, жившие по соседству, - остаётся только догадываться, какое отчаяние заставило их поселиться в таких мрачных местах, - наверняка боялись этих тварей, чьё тяжёлое дыхание раздавалось из хмари задолго до появления их безобразных туловищ. Но чудовища эти потрясений не вызывали. Наткнуться на огра считалось делом вполне обыденным, так как в те времена было множество других поводов для волнений: как извлечь пропитание из каменистой почвы, как не остаться без дров для очага, как остановить хворь, которая может всего за один день прикончить дюжину свиней или раскрасить детские щёчки зеленоватой сыпью.
В общем, огры больших неприятностей не доставляли, если, конечно, их не беспокоить. Приходилось мириться с тем, что время от времени, возможно, после какой-нибудь таинственной распри с сородичами, разъярённое чудовище вваливалось в деревню и, сколько ни кричи и ни потрясай оружием, бушевало, увеча любого, кто не успел убраться с его пути. Иногда же огр утаскивал в хмарь ребёнка. В те времена приходилось философски относиться к подобным бесчинствам.
В одном подобном месте - на краю огромного болота в тени островерхих гор - жили-были пожилые супруги Аксель и Беатриса. Возможно, их звали не совсем так или имена не были полными, но усложнять ни к чему, и именно так мы и будем их называть. Я мог бы сказать, что супруги эти вели жизнь уединённую, но в те дни мало кому удавалось жить «уединённо» в том или ином привычном для нас смысле. В поисках тепла и защиты крестьяне жили в укрытиях, многие из которых были вырыты в склоне холма, соединяясь друг с другом глубокими подземными переходами и крытыми коридорами. Наши пожилые супруги жили в одной из таких разросшихся нор - назвать это домом было бы слишком большим преувеличением - вместе с примерно шестью десятками других обитателей. Если выйти из норы и минут двадцать идти вокруг холма, можно было дойти до следующего поселения, и, на ваш взгляд, оно бы ничем не отличалось от предыдущего. Но сами жители указали бы на множество отличий, служивших поводом для их гордости или стыда. Мне совсем не хочется создавать у вас впечатление, что в те времена в Британии ничего другого не было, что в эпоху, когда в мире пышным цветом цвели великолепные цивилизации, мы только-только выбрались из железного века. Будь у вас возможность перемещаться по всей стране в мгновение ока, вы, разумеется, обнаружили бы замки с музыкой, изысканными яствами, спортивными состязаниями или монастыри, чьи обитатели с головой ушли в науку. Но ничего не поделаешь. Даже на крепкой лошади в хорошую погоду можно было скакать дни напролёт и не увидеть на зелёных просторах ни замка, ни монастыря. В большинстве случаев вы обнаружили бы поселения, подобные вышеописанному, и, если у вас не было лишней еды или одежды, чтобы принести в дар, или вы не были вооружены до зубов, вам вряд ли можно было рассчитывать на тёплый приём. Жаль рисовать нашу страну настолько неприглядной, но дела обстояли именно так.
Но вернёмся к Акселю и Беатрисе. Как я уже сказал, пожилые супруги жили на самом краю норы, где их кров был мало защищён от непогоды и куда почти не доходило тепло от костра в большом зале, где все обитатели собирались по вечерам. Возможно, было время, когда они жили ближе к огню, - время, когда они жили со своими детьми. Собственно, именно об этом подумалось Акселю, когда в смутный предрассветный час он лежал в постели с крепко спящей подле него женой, и сердце его сжималось от необъяснимого чувства потери, мешая вернуться ко сну.
Возможно, в том и была причина, почему именно в то утро Аксель окончательно встал с постели и тихо выскользнул наружу, чтобы сесть на стоявшую у входа в нору старую покосившуюся скамейку в ожидании первых лучей солнца. Уже пришла весна, но воздух по-прежнему обжигал морозом, не помог даже плащ Беатрисы, который Аксель накинул по пути. Однако он был настолько погружён в свои мысли, что, когда понял, как сильно замёрз, звёзды уже успели погаснуть, на горизонте занималась заря, а из сумрака послышались первые звуки птичьих трелей.
В коридорах внутри норы было по-прежнему совершенно темно, и небольшое расстояние до двери в свою комнату Акселю пришлось преодолеть на ощупь. Дверями в норе часто служили арки, отделявшие комнаты от коридора. Открытость такого обустройства вовсе не казалась насельникам покушением на их личное пространство, ведь благодаря этому в комнаты попадало тепло, расходившееся по коридорам от большого костра или костров поменьше, какие разрешалось жечь в норе. Однако, поскольку комната Акселя и Беатрисы находилась слишком далеко от какого бы то ни было костра, там было нечто, что мы могли бы признать за настоящую дверь, - большая деревянная рама с привязанными к ней крест-накрест ветками, вьющимися лозами и чертополохом, которую всякий раз, входя или выходя, приходилось откидывать в сторону, но которая не пускала внутрь холодные сквозняки. Аксель был бы счастлив обойтись без этой двери, но со временем она стала для Беатрисы предметом особой гордости. По возвращении он часто заставал жену за выдёргиванием из этого сооружения пожухших побегов и заменой их на свежие, собранные накануне.
Вот уже на носу февраль. В школе, в которой я учился и из которой не так давно выпустился, традиционно для этого месяца пройдёт вечер встречи выпускников.
Но меня на нём не будет.
Хотя я очень скучаю, но... вряд ли скучаю именно по школе. Скорее, по прошлому, по своим школьным годам, которых больше не вернёшь, по себе тогдашнему и по своим одноклассникам - именно по тому, какими они были тогда. Сейчас всё другое, всё изменилось, и мы теперь отчасти другие. И я продолжаю жить в прошлом. Все мои мысли так и остались в нём, и я ежедневно перебираю свои воспоминания словно бусины в разноцветном ожерелье.
Когда я выбирал, что мне почитать в середину зимы (в эту довольно печальную пору, когда радость от праздников уже позади, а пасмурные будни и не думают отступать), то вариантов было много. И один из многих сборников рассказов Рэя Брэдбери, и сэлинджеровские "Фрэнни и Зуи", и что-нибудь из взрослого и философского у Экзюпери, и "Хлеб с ветчиной" Буковски... Но я остановился на книге вовсе не из этого первоначального списка вариантов. Я выбрал нечто другое. Недавнего нобелевского лаурета Кадзуо Исигуро. Не так давно я купил все его книги, изданные на русском, и теперь решил, что под моё печально-ностальгическое настроение подойдёт именно его книга "Не отпускай меня".
Приступая к чтению, думал, что этот роман исключительно о тайнах прошлого. Аннотация обещала мне "боль, которая исцелит, но останется... надолго". И морально я был к ней готов.
Книга оказалась вовсе не так проста и даже сложнее и многогранее, чем я её себе представлял. Здесь не столько о прошлом, сколько о неизбежном, в какой степени безжалостном будущем, в котором происходят вещи совершенно негуманные и во многом бесчеловечные. В романе Исигуро история мира и науки после Второй мировой войны получает несколько альтернативное развитие, что становится понятно далеко не сразу, а уже ближе к концу книги. В пятидесятые годы двадцатого века человечество достигает огромного прорыва в науке - становится доступным и практически сразу же широко распространяется клонирование людей.
Кто для людей клоны? Биомусор, материал, "твари дрожащие". Без чувств и без души. Отношение к ним несколько меняется лишь благодаря Хейлшему и другим подобным закрытым школам, которые выращивают клонов почти как обычных детей, заботясь об их здоровьи и образовании. В Хейлшеме никто не называет детей клонами или донорами, их именуют воспитанниками, но те в свою очередь уже предчувствуют свою судьбу: для них донорство (и как следствие - раняя смерть) в порядке вещей, некая миссия, для которой они и явились на свет - мол, другого и не дано. И это самое страшное.
Кажется странным и даже пугает то, что в те дни, пока я читал эту книгу, в интернете появилась новость о том, что на днях китайские учёные первыми в мире произвели клонирование макак. Что это значит? Теперь барьер сломан. Клонирование людей, о котором пишет Исигуро, теперь как никогда близко.
Но довольно о клонировании и донорстве. Ведь немаловажна психологическая составляющая романа, сами его герои, их образы, характеры. Три главных героя - они все абсолютно разные. Мне показалась невероятно близкой Кэти. Она, как и я, живёт воспоминаниями, постоянно анализирует прошлое, думает о том, что следовало бы сделать/сказать в ситуациях, которые уже давно прошли, минули и теперь уже далеко позади. Отсюда и неудивительно, что роман написан именно от её лица, так как её лучшие друзья, Рут и Томми, не так склонны к рефлексии.
Теперь о боли. Той самой, которую мне обещали после прочтения. Я не знаю, испытал ли я её, но книга уже третий день не даёт мне покоя. Не отпускает. То и дело думаю о ней, размышляю, на днях даже приснился один сон с небольшой отсылкой к книге. И я никак не могу начать читать что-то ещё, перейти уже к другой книге. Не получается. Я пока что до сих пор в ней.
Она удивительно подошла моему состоянию, настроению и многое оставила после себя. Я однозначно продолжу читать Исигуро. Сильный всё-таки писатель.
Немного о переводе. Он в целом мне понравился, но есть претензии к переводчику - не везде он справился со своей задачей. Так, например, то, что имя главной героини (Kathy H.) Мотылёв переводит как "Кэти Ш." вызывает некоторые сомнение в его профессионализме, возникает вопрос, чем же он руководствовался в данном случае. Та же проблема и с названием - переведено оно не совсем верно. Дословно должно было быть - "Никогда не отпускай меня". Смущали и несколько кривые фразы, то и дело встречающиеся в книге. Но особо чтению всё это не помешало и не сильно отвлекало - поэтому перевод и понравился мне в целом.
И всё-таки странно. Жанр этого романа не определишь сходу. Вроде бы есть научно-фантастический след, нечно антиутопичное и вместе с тем - это история о прошлом, школьных годах, отношениях, любви и дружбе. Читаешь, понимаешь, чем всё кончится - и при этом всё равно, переворачивая последнюю страницу, так грустно становится от нахлынувших обречённости и безысходности...
От урожденного японца, выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, лауреата Букеровской премии за «Остаток дня» - самый поразительный английский роман 2005 года.
Тридцатилетняя Кэти вспоминает свое детство в привилегированной школе Хейлшем, полное странных недомолвок, половинчатых откровений и подспудной угрозы.
Это роман-притча, это история любви, дружбы и памяти, это предельное овеществление метафоры «служить всей жизнью».
Английский слуга (в нашем случае – дворецкий), строго говоря, не чин и не профессия. Это призвание, миссия, несносимый (но почетный!) крест, который взваливает на себя главный герой Стивенс и несет с достоинством по жизни. Правда, под занавес этой самой жизни что-то заставляет повернуться назад, в прошлое, и обнаруживается, что мир устроен сложнее, нежели подведомственное хозяйство дворецкого. Что достоинство может сохраняться непонятно ради чего, а культ джентльмена – использоваться хитрыми прагматиками не в лучших целях.
Автор, японец по происхождению, создал один из самых «английских» романов конца XX века, подобно Джозефу Конраду или Владимиру Набокову в совершенстве овладев искусством слова другой страны. Книга Исигуро, став событием литературной жизни, была удостоена Букеровской премии 1989 года и выдвинула писателя в число ведущих английских прозаиков.
Предполагал ли Кафка, что его художественный метод можно довести до логического завершения? Возможно, лучший англоязычный писатель настоящего времени, лауреат многочисленных литературных премий, Кадзуо Исигуро в романе «Безутешные» сделал кафкианские декорации фоном для изображения личности художника, не способного разделить свою частную и социальную жизнь. Это одновременно и фарс и кошмар, исследование жестокости, присущей обществу в целом и отдельной семье, и все это на фоне выдуманного города, на грани реальности…
«Безутешные» – сложнейший и, возможно, лучший роман Кадзуо Исигуро, наполненный многочисленными литературными и музыкальными аллюзиями.
«Не отпускай меня» – пронзительная книга, которая по праву входит в список 100 лучших английских романов всех времен по версии журнала Time. Ее автор – урожденный японец, выпускник литературного семинара Малькольма Брэдбери и лауреат Букеровской премии (за роман «Остаток дня») и нобелевский лауреат 2017 года.
Тридцатилетняя Кэти вспоминает свое детство в привилегированной школе Хейлшем, полное странных недомолвок, половинчатых откровений и подспудной угрозы. Это роман-притча. Это история любви, дружбы и памяти. Это предельное овеществление метафоры «служить всей жизнью». Экранизирован в 2010 году.
В формате pdf A4 сохранен издательский макет.
Кадзуо Исигуро — 62-летний лауреат Нобелевской премии по литературе. Realist расскажет, какие книги писателя стоит прочесть не только для того, чтобы быть в «нобелевской теме», но и найти чтиво с особенной атмосферой.
В декабре английский писатель японского происхождения отправится в Стокгольм, чтобы получить там Нобелевскую премию по литературе. Будучи лауреатом 2017 года, он заслужил одобрение мировой литературной элиты, которая нередко сетует на всех, кого удостаивают этой премии. Однако на сей раз обошлось без гневной критики и обвинений в излишней толерантности. Даже мировая пресса признала, что Кадзуо Исигуро действительно достоин такой награды.
« Если смешать Джейн Остин с Францем Кафкой, то мы получим прозу Кадзуо Исигуро, только в смесь надо добавить немного Пруста», — говорит о писателе секретарь Шведской академии Сара Даниус.
Краткая биография, или жизнь японца в Англии
Кадзуо Исигуро родился в семье океанолога в японском городе Нагасаки. В Японии он прожил всего 6 лет, сохранив в памяти немало фрагментов и ассоциаций с родным домом. Потом маленький Кадзуо с родителями переехал в британский город Гилфорд(административный центр графства Суррей) — туда его отца пригласили заниматься исследованиями в Национальном институте океанографии.
Кадзуо Исигуро разговаривал с родителями на японском, а образование получал на английском. Он чувствовал, что принадлежит сразу к нескольким культурам, хоть и не ощущал себя на 100% японцем или англичанином.
Стать космополитом и проще относиться к государственным границам ему помогло путешествие по США и Канаде, в которое Кадзуо на год отправился после окончания школы.
После этого Кадзуо Исигуро отучился в Кентском университете, где в 1978 году получил степень бакалавра английского языка и философии. Двумя годами позже у Исигуро уже была степень магистра искусств, полученная в университете Восточной Англии.
Помимо высшего образования, понять истинный дух Англии Кадзуо помог опыт социального работника в Лондоне. Удивительно, но именно Кадзуо Исигуро в своих писательских работах смог удачно передать тонкости британского восприятия, чем« потеснил» в этом коренных английских писателей.
В интервью Кадзуо Исигуро однажды подчеркнул, что для него важен не пейзаж определенной страны, а тот пейзаж, который находится внутри головы человека.
Кадзуо Исигуро как писатель уникален не только благодаря своим сюжетам и манере рассказывать истории от первого лица. Он также создает совершенно разные книги, непохожие друг на друга, что очень отличает его от большинства современных авторов.
«Там, где в дымке холмы»
Первый роман Исигуро, который вышел в 1982 году. В нем Кадзуо рассказывает историю японки Эцуко, проживающей в Англии. Героиня размышляет о своей жизни в Нагасаки и о том, как она покинула Японию, взяв с собой старшую дочь Кейко. Девочке было сложно приспособиться в новом обществе, поэтому она погрузилась в одиночество.
Книга Кадзуо Исигуро выдержана в стиле японских писателей, для которых характерна неспешная манера вести повествование и вместе с читателем, будто со стороны, созерцать за главным героем.
«Остаток дня»
« Остаток дня» — роман Кадзуо Исигуро, удостоенный престижной Букеровской премии.
Герой романа — дворецкий Стивенс, ведущий записи с рассказами одновременно о прошлом и настоящем. Он, прослуживший почти всю свою жизнь в доме лорда Дарлингтона, теперь выполняет ту же самую работу, в том же самом доме. Но теперь его хозяин — богатый человек из Америки.
Критики называют« Остаток дня» одним из самых английских романов ХХ столетия. В нем сюжет, язык и традиции соблюдены в лучших британских традициях.
В 1993 году вышла экранизация« На исходе дня», снятая по книге Кадзуо Исигуро. Главные роли в фильме сыграли Энтони Хопкинс, Эмма Томпсон и Хью Грант. Кинолента, во многом благодаря игре Хопкинса, была хорошо воспринята зрителями в Великобритании и США.
«Не отпускай меня»
« Не отпускай меня» — роман с элементами научной фантастики. Он стал мировым бестселлером и вошел в список 100 лучших англоязычных романов c 1923-го по 2005 год, по версии журнала Time.
Действие романа происходит в антиутопической Великобритании, в которой люди клонируются для создания живых доноров органов — они однажды понадобятся для пересадки. Главная героиня Кэти рассказывает об интернате, где она жила с другими донорами, которые не могут управлять своей судьбой.
В книге Кадзуо Исигуро раскрыл тему свободы воли, социального неравенства и чувства долга.
