Правообладатель иллюстрации Vladimir Yarotsky
Новая книга Леонида Парфенова "Намедни. Наша эра. 1931-1940", вышедшая в издательстве Corpus, посвящена одному из самых горячо обсуждаемых в обществе периодов российской истории.
Би-би-си : Учитывая всю сложность 1930-х годов, относились ли вы как-то иначе к работе над этим томом "Намедн и "? Чувствовали ли больше ответственности?
: Нет. Если будешь все время думать о какой-то еще ответственности, кроме ответственности твоей за дело, то лучше за дело не браться. У меня не было никаких привходящих обстоятельств. Конечно, я понимаю, что одни относятся к этому времени так, другие эдак и что даже при официальных признаниях репрессий и ужасов коллективизации, голодомора для кого-то этот период все равно является "нашим славным прошлым" - это дополнительный стимул к тому, чтобы в этом прошлом разобраться, его деконструировать. Чем жизнь была наполнена, кроме тех исторических событий, которые неизбежно попадают в любой учебник.
Вот представления людей о времени, о том, в чем ты должен ответить этим представлениям - их имеешь в виду, конечно. Они же ждут, как будет сделана война с Финляндией или присоединение западной Украины и западной Белоруссии, захват Прибалтики, пакт Молотова-Риббентропа. Есть жгучие темы, которые до сих пор политически актуальны и до сих пор существует их актуальное рассмотрение.
Би-би-си : Были ли события, при описании которых вы думали "так, здесь нужно особенно осторожно"?
: Есть какие-то терминологические вещи, которые нужно соблюдать, но не от того, что ты кого-то рассердишь, а от того, что не надо называть вещи неправильно. И только. Например, я знаю, что очень болезненно реагируют, когда Сталина и Гитлера называют союзниками, но в полной мере союзниками они, конечно, и не были. Партнерами да, по этому договору, но не союзниками, потому что союзничество только обсуждалось - так называемый пакт четырех, присоединение СССР к оси Рим-Берлин-Токио.
Но мне в голову не придет - я не знаю, какое там сейчас официальное отношение - утверждать, что вхождение прибалтийских стран в состав Советского Союза было добровольным волеизъявлением и единодушным решением народа влиться в большую советскую семью.
Вот это все имеешь в виду, но это, по-моему, никак не связано с цензурой. Подразумеваешь некий информационный контекст, но это не значит, что тут же себя стреноживаешь "тут нельзя, это не поймут, тут осторожно, тут на чью-то мельницу воду льем".
Би-би-си : Были ли какие-то пропорции, которые вы старались соблюдать между репрессиями и событиями, которые обычно ассоциируются с 1930-ми годами, и более легкими вещами?
: Нет, не то, чтобы пропорции. Ясно, что [танго] "Утомленное солнце" занимает в разы меньше места, чем Большой террор. Критерий один, и мне кажется, что я научился его соблюдать - новизна явления, то, что можешь сформулировать как некую феноменологию.
Есть вещи, которыми у нас пренебрегают, а, например, в учебниках английских очень приняты элементы стиля жизни, когда слышен аромат эпохи. Время состоит не только из исторических событий. Легкие вещи тоже могут быть большими событиями, например, появление танго и фокстрота - в жизни людей они навсегда остаются эмблемой времени. Вот "Рио-Рита" - в Советском союзе это знак "завтра была война", символ предвоенной беззаботности сравнительной.
Правообладатель иллюстрации CORPUSБи-би-си : Не появилось ли у вас собственной версии, почему эпоха 1930-х годов остается для многих камнем преткновения?
: Не только эта эпоха. Отношение к перестройке тоже дебатируемый процесс. Отношение к Сталину, который умер в 1953-м. У нас нет национального консенсуса. Вот вы британская корпорация, у вас есть национальный консенсус по поводу Кромвеля или Черчилля или Дизраэли. У нас дебатируемыми фигурами являются и Ленин, и Сталин, и Дзержинский, и Горбачев, и Ельцин, и перестройка и репрессии.
Би-би-си : Если что-то в характере эпохе, что не позволяет консенсусу сложиться? Или это исключительно особенности эпохи нынешней?
: Это нынешнее, конечно. Понимаете, до Александра II, Александра III по большому счету просто дела нет. Но в принципе, если бы дело хоть чуть-чуть было, если бы хоть как-то чувствовали своим, я не исключаю, что до сих пор бы спорили о крепостном праве. Колхозный строй недалеко ушел от крепостного права, о нем спорят. Можно тогда говорить, что, может, и не надо было в 1861-м... "Порвалась цепь великая, Порвалась - расскочилася: Одним концом по барину, Другим - по мужику!" Может, тоже давайте всплакнем? Так ведь хорошо жили, кому это мешало.
Нет, дело не в Сталине и не в Молотове, и не в коллективизации, и не в пакте с Риббентропом. Дело в сегодняшней ситуации, которая не позволяет все еще закрыть этот вопрос. Вот яркий пример - не знали, как справлять столетие Первой мировой войны и не знает никто, ни общество в массе своей, ни власти, что делать со столетием Октябрьской революции.
Би-би-си : И ничего как будто бы не делают.
: Ну что делать-то? И ведь надо, ну великое же событие, огромное, как-то же надо относиться! Так это благо, проклятье, это что?
Би-би-си : А на ваш взгляд?
: Я считаю, что самая страшная геополитическая катастрофа XX века - это создание Советского Союза. У меня есть мое личное отношение. Я не понимаю эти блуждания в трех соснах и это странное отождествление России с Советским Союзом. Нельзя быть слепым и не видеть, что у нас за сто лет уже три разных страны, и нельзя не понимать, что тот проект закончился бесславным поражением. Он был не жизненен, его не ЦРУ развалило - никакие разведки не способны развалить империю, если не пришел срок империи развалиться. Ее завод кончился гораздо раньше, если бы не самотлорская нефть, она, может быть, крякнулась бы еще в середине 70-ых. Ну, мы не знаем. Но она дошла до полного вырождения. Мои современники, я не понимаю, где они все были, когда Черненко показывали по телевидению? Они не понимали, что это конец, что все, дальше некуда? Физическое изживание себя, вырождение полное. Константин Устинович, что называется, не приходя в сознание, приступил к обязанностям генерального секретаря ЦК КПСС.
Би-би-си : Аналогии с 1937 годом - это расхожая формула в нынешних дискуссиях в "Ф ейсбуке " . Например, применительно к аресту Кирилла Серебренникова. Как вам кажется после работы над книгой, это сколько-нибудь корректная параллель?
: Это вопрос вкуса. Кто-то считает сравнение уместным, кто-то не считает. Я убежден, что неправильно так говорить, потому что ничего не повторяется буквально. Вопрос не только в масштабах, но и в качестве насилия. Природа иная. Cтолько народу заступается, личная отвага сохраняется у людей - тогда не было ничего такого. Мы живем все-таки в авторитарной ситуации, а не в тоталитарной. Она по-прежнему многовариантна. И огромное количество людей и сейчас живут вариативно, а не только по сценарию, который предложен партией правительства. Вот тогда выскользнуть и не быть советским человеком, когда государство единственный работодатель, когда государство фактически единственный владелец жилья, и все продается только государственное и изготавливается только государственное... Если бы меня в советское время уволили - а я пятнадцать лет не работаю штатно нигде - я ничего бы не писал. А я с того времени, как я уволен, написал гораздо больше, чем за предыдущие годы. Этой самозанятости советский строй совершенно не предоставлял, эта лазейка была перекрыта. Очень сложно было личной инициативой себе складывать свою рабочую профессиональную биографию.
Би-би-си : Насколько трудно было отбирать материал о репрессиях - что ставить в книгу, а что нет?
: Мне нужно объяснить феноменологию, объяснить, что изменилось в сознании людей от того. И в этом смысле объяснять ли мне, что в моде был белый цвет или объяснить феномен "Веселых ребят" и "Чапаева" - одно и то же. Я не могу халтурно рассказать о "Чапаеве", я тоже должен найти вот этот вот тип, что впервые на экране веселый, авантюрный, охваченный военным азартом русский мужик, что в книгах военным человеком так восхищался только Толстой. И изумление Мандельштама: "В раскрытые рты нам Чапаев с картины скакал звуковой" - Мандельштама! Уж от него-то менее всего ждешь. Вот как вот это описать - какое чудо сотворил Борис Бабочкин на экране, его пластичность, легкость, все эти фразы... Я знал людей, отец, например, мой, которые знали "Чапаева" просто наизусть. Вот все эти "белые пришли грабить, красные пришли грабить, куда мужику податься", "где должен быть командир? Впереди на лихом коне", "Тихо, товарищи, Чапай думать будет!" Нет, я не вижу никакой принципиально иной задачи. В чем-то, может быть, задача с "Веселыми ребятами" даже и сложнее. Потому что все писано-переписано - как посмотреть тогдашними глазами и объяснить, что родилась индустрия зрелищ.
Би-би-си : У вас местами достаточно неожиданные 1930-е, потому что в них, например, нет Булгакова. Он попал в 1960-е?
: Конечно, когда "Мастера и Маргариту", напечатали, естественно! Какой же мне смысл [в 1930-е ставить], я же не биографию Булгакова, а биографию общества пишу. Мне нужен общественный феномен. Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами. Классическое марксистское определение. Но это правда так. Более поздняя фраза, что событие произошло не тогда, когда оно произошло, а когда его показали по телевизору. И это понятно: оно пришло к людям и изменило людей.
Правообладатель иллюстрации CORPUSБи-би-си : Были ли вещи, которые вас удивили? Которы х вы не знали?
: Вы знаете, меня почему-то все время спрашивают про какие-то открытия в книгах и в фильмах. Нет - берешься, когда ты знаешь, что ты собираешься сказать. Ты уже все открыл. В процессе работы ты ничего не открываешь. Это слишком затратно бы было. Какие-то вещи уточняешь, узнаешь, например, что Ежи Петерсбурский за какие-то два года советской биографии - когда раздербанили Польшу - оказался на советской территории, а не на немецкой, причем в Белоруссии, а не на Украине, - стал руководителем джазового оркестра Белорусской ССР, ни больше, ни меньше. А уже в 1942 году ушел с армией Андерса. Но он успел в те несколько месяцев войны, которые он застал, буквально полгода с небольшим, написать "Синенький, скромный платочек". Он создал еще один суперхит советской эстрады. Да, и что звался он в это время Евгением Яковлевичем! Вот то, что он был Евгением Яковлевичем, я не знал. Его фамилия была Мелодиста. Канторская такая была вот семья в Варшаве. У него были кузены братья Голд, они там вместе наяривали.
Би-би-си : Будет ли книжка про 1920-е?
: Не уверен, потому что есть ощущение, что слабо ощущается их связь с нашим временем. 1930-е - это становление Советского Союза как державы. А вот НЭП-овское время... Я боюсь, что оно не очень понимается обществом. Мне от 1930-х надо отойти, подумать над 2011-2015. Их я готов делать. Я даже хотел сделать раньше этого тома, но меня отговорили. Я думал, что это круто - выйти в 2016 году с книжкой, которая заканчивается 2015 годом, но сказали, что со стороны это будет выглядеть скороспелкой.
Би-би-си : За какими медиапроектами вы сейчас следите?
: Я читаю каждый день "Медузу", "Слон", я смотрю "Ведомости" и "Коммерсант". Больше ничего, наверное. На встрече с читателями меня спросили, меняется ли что-то в журналистике, ну вот я сказал, что если у Юрия Дудя такое количество просмотров, то он, несомненно, поймал современность.
Би-би-си : А вам это симпатично?
: Это следующий вопрос. Мне трудно разделить себя-зрителя и себя-ремесленника. Как ремесленник я смотрю, что ой, что ж они так камеры ставят. Я понимаю, что это не главное, но мне это немножко мешает. Как ремесленник я смотрю: ой, а что он заглядывает в вопросы в телефон в кадре? У нас это считается дурным тоном. Я не сяду в кадре в футболке, у меня нет татуировок, но, может быть, от этого у него миллионы просмотров, а у меня только сотни тысяч. Вы меня спросили: "И как вам?" Ну мне много чего "как". И так мне, и сяк мне. Но тут важен итог. Очень большая аудитория, которая очевидно не смотрит телевизор и для которой Владимир Познер олд-скул, главным интервьюером страны считает Юрия Дудя.
Понять, что находят эти люди в трепе про дорогое вино Евгения Чичваркина, чтобы столько смотреть так длинно и долго - ну, это мне сложно. Значит, я не знаю эту аудиторию. Что лишнее свидетельство способности Дудя эту аудиторию чувствовать. Я бы не рискнул из двух частей сделать такого огромного Чичваркина, мне бы показалось: кто это будет смотреть? А он сделал и не прогадал. Нет, может быть, если бы он был скомпонованный до 45 минут, то просмотров были бы десятки миллионов, а не несколько... Не знаю. Но то, что это живо, свидетельствует, что в этом ремесле что-то все-таки вопреки неблагоприятной ситуации происходит. С другой стороны, я сорок лет в журналистике, и там все время неблагоприятная ситуация. Я всю жизнь слышу, что "сейчас для журналистики не лучшие времена".
В эксклюзивном интервью сайт Леонид Парфенов объяснил, почему социализм был только сталинским и чем путинский застой отличается от брежневского, а также рассказал, что евреи дали России, а Россия – евреям.
Ваша новая книга из проекта «Намедни. Наша эра» о периоде с 1931 по 1940 годы. Каким вы увидели этот отрезок истории и вынесла ли страна уроки из этого периода?
– Этот том «Намедни 1931-1940» – восьмой по счету. Когда во второй половине 1990-х затевался телепроект, он был как бы прощальным. Мол, все здравствующие поколения сформированы поздним социализмом, его эпоха ушла, но его опыт поневоле остается с нами. Потом выросло новое поколение, не знавшее социализма, при этом в стране ощутимо больше стало «неосоциализма». И для книжного проекта я уже придумал девиз: «Мы живем в эпоху ренессанса советской античности». Так вот, 1930-е для очень многих, даже для большинства, наверное, такая «наша древность». И представления власти о державности, о роли и месте государства, о гослидере – они корнями оттуда. И даже признавая репрессии, все равно оттуда ведут отсчет «нашего славного прошлого».
Мне хотелось по возможности наглядно показать через очень разномастные феномены эпохи ее сущностные черты. Ведь социализм, я убежден, был только сталинским – при Хрущёве и Брежневе он по сути не поменявшись, жил по инерции. Из системы уходил страх, и она переставала работать, но правители этого не понимали. А уроки – ну, может, кто-то лично и извлек. Но национального консенсуса по поводу советского периода и краха СССР в сегодняшней России нет.
Происходящее вокруг Кирилла Серебренникова почти не оставляет сомнений: нас ждет еще большее закручивание гаек. Надолго ли?
– Конечно, дело Серебренникова – сигнал власти. Сигнал деятелям культуры этого круга и их аудитории: уже и такая мера лояльности, которая была у Кирилла, власть не устраивает.
Что делать в этой ситуации творческому человеку, писать в стол? И что делать обычному, «простому» маленькому человеку?
– Разные есть варианты. Мы ведь все-таки в авторитарном режиме живем, а не в тоталитарном. И хотя условия ужесточаются, власть не контролирует абсолютно все сферы. Миллионы успешных людей живут как бы и вовсе вне общественной ситуации. На взгляд людей граждански озабоченных, это иллюзия, но ведь и правда, кроме напрямую зависимых от власти бюджетников, есть много других соотечественников, не чувствительных к проблемам госустройства. И мудрость – «Что вы делали во время Великой французской революции? – Я жил» – XXI век не отменил. А по сравнению с предыдущим застоем, советским, существует частная собственность – не всегда, правда, уважаемая, религия, открыты границы. А «писать в стол» – ну, это архаика. Вон сколько знаменитых рэперов пишут граду и миру открыто и свободно, в том числе и политически остро.
Какие из недавних работ и расследований ваших коллег, будь они в традиционных или современных СМИ, вы в последнее время отметили для себя?
– Принято считать, что журналистика переживает не лучшие времена, однако все время в ней что-то происходит. В «большой документалке», конечно, стал событием фильм Виталия Манского про Северную Корею. В «малой» – кажется, не осталось ни одного заинтересованного зрителя-читателя, который бы не знал про «Он вам не Димон», про сагу Навального о Медведеве. Интервью Юрия Дудя вроде совсем просто сделаны, но, значит, ведущий поймал интонацию времени – раз его разговоры собирают миллионы просмотров. При растерянности общества и власти по поводу 100-летия Октябрьской революции – ну, справлять-не справлять и как? – у Михаила Зыгаря аж целых два проекта с сегодняшним взглядом на 2017-й. Я вот как раз начал читать его том «Империя должна умереть».
Почему вы уделяете такое внимание «еврейской теме» и к какому резюме после стольких лет исследования вы пришли?
– Ну, я не так уж много «еврейской темой» занимался – только кинопроект «Русские евреи». Правда, большой – из трёх фильмов. И взгляд мой – русский, взгляд русского журналиста. И, скажем так, «открытие» – оно мною сделано давно, ему проект и посвящён: русские евреи в элите страны на определенном этапе стали второй «титульной нацией», почти до полного смешения с первой. Таких наций в разное время всего было три – ещё русские немцы и русские грузины. Показать это богатство цивилизации, в которую можно приходить откуда угодно и быть в ней своим – вот чего хотелось. И если про самый общий вывод этого проекта говорить, то вот – поразительный опыт миллионов ассимилированных евреев ХХ века показывает: есть такой тип русскости – русский еврей.
В своих работах вы говорите о том, что Россия способствовала созданию и развитию совершенно уникальной еврейской общины. И что Россия очень много дала евреям. Но разве в США, например, не сложилась также совершенно уникальная еврейская община, которой точно также много дала Америка?
– А что за задор такой в вопросе? Откуда «разве не»? Будто одно противоречит другому. Да, конечно, есть целый мир – «американские евреи», и в прошлом, и в настоящем. Как есть мир «русские евреи» – больше, правда, в прошлом. В чем-то они похожие – например, в том, какое место евреи занимают в национальном кинематографе двух стран. А в чем-то непохожие – у нас в стране еврейская ассимиляция обычно предполагала уход от веры предков, а американские евреи чаще остаются религиозными. Но существовал и мир ассимилированных евреев, чьим родным языком был немецкий: Маркс, Эйнштейн, Фрейд. А ещё английский еврей Чарли Чаплин и французский еврей Ив Монтан – почти во всех крупных странах есть своя традиция ассимилированного еврейства.
Из ваших работ понятно, что Россия дала евреям. А что евреи дали России?
– Я не очень-то занимался тем, что Россия дала евреям. Ну, понятно – возможность самореализации, если говорить о тех, чьи имена нам известны благодаря успешности их карьер. Но, кстати, со второй половины 1940-х в СССР свобода карьеры у евреев часто отнималась. И меня больше интересовало – что русские евреи дали России? И если в целом говорить про все эти феноменальные судьбы физиков и лириков, революционеров и предпринимателей, художников, композиторов, шахматистов, медиков, певцов и просто массовой городской интеллигенции – то это расширение русской цивилизации.
В издательстве Corpus вышел восьмой том из цикла «Намедни» Леонида Парфёнова, посвященный 1930-м годам – времени образцовому в советском смысле, но в то же время – страшному и трагичному. Глобальное строительство настоящего коммунистического рая на крови.
Стахановцы, Герои Советского Союза, появление музыкального кино, «Детгиз», народные артисты СССР, ударные стройки, всесоюзная здравница Сочи, прекрасный ЦПКиО и возвращение новогодней елки соседствуют с запрещением абортов, голодомором, кровавым раскулачиванием, жуткими кампаниями-травлями талантливых музыкантов, литераторов и художников, лживыми обличениями, доносами, показательными отречениями детей от родителей, расстрелами, черными «воронками», страхом перед ночными звонками в дверь. Всем тем ужасом, имя которому Большой террор. Новый том книги «Намедни. Наша эра. 1931-1940» – летопись этого периода истории.
Рождение медийной легенды - детство Леонида Парфенова
Тогда, 26 января 1960 года в городе Череповце, Вологодской области, в семье главного инженера металлургического комбината и учительницы, еще никто не мог догадаться о том, что на свет появился не просто мальчик Лёнечка. В тот день произошло появление на свет гениального журналиста, телеведущего, режиссера, актера, продюсера и просто интеллектуала своего времени – Леонида Парфенова.Позже, в 1966 семье родится еще один мальчик – брат Леонида Владимир, который станет хорошо известным бизнесменом, занимающимся покупкой и продажей медицинского оборудования. Отец Леонида очень любил рыбалку и охоту, на них, как только появлялось свободное время от работы, он часто брал с собой и старшего сына.
Приход в профессию
Становление журналиста Парфенова начало происходить с момента поступления в 1977 году на факультет журналистики одного из самых престижных университетов страны – в Ленинградский университет имени Жданова, который Леонид успешно закончил уже в 1982 году.После института Леонид Парфенов служил в рядах Советской армии в Ленинграде. Есть люди, которые приходят в профессию случайно, но это был по-настоящему правильный выбор. Как журналист он будет пробовать себя в самых разнообразных изданиях, среди них будут «Красная звезда», «Правда», «Московские новости», «Огонек», «Вологодский комсомолец».
Обломов,Собчак,Парфёнов - Рэп-молебен в поддержку веры
После опыта в печатных СМИ, Парфенов начнет понимать значимость и возможности, начнет понемногу влюбляться в телевизионное пространство. Первый опыт на телевидении относится к его работе на областном череповецком ТВ. Он первый, из немногих журналистов того времени, начнет вести дружбу с известными рок-исполнителями и музыкальными критиками, которые только появлялись на советском музыкальном пространстве. Среди них будут такие имена, как Александр Башлачев и Артемий Троицкий, встреча которых состоялась именно с легкой руки Парфенова в 1984 году. С легендарными личностями того времени Леонид регулярно проводил встречи в рамках программ областного телевидения.
Взрослая жизнь Парфенова
Взросление журналиста Парфенова началось с момента его прихода на Центральное телевидение в 1986 году в качестве специального корреспондента в молодежную редакцию, где он работал вместе с другими коллегами-журналистами над созданием программы «Мир и молодежь». Но этого Леониду Парфенову было мало, и в 1988 году он переходит работать на «Авторское телевидение», где можно было не только экспериментировать со словом, но и искать абсолютно новые формы подачи материала зрителю. Результатом работы на «АТВ» стал совместный с Андреем Разбашем трехсерийный документальный проект «Дети ХХ съезда» о знаменитом поколении 1960-х годов. Потом о процессе работы над первым своим документальным телефильмом Парфенов с особым трепетом напишет в книге «Влад Листьев. Пристальный реквием». 
Распад СССР, приход в страну гласности и становление нового Российского государства стали этапными и в творчестве молодого, перспективного телевизионщика. В 1990-1991 годы он стал автором и ведущим развлекательной программы «Намедни», но из-за своих острых, как бритва, слов и умозаключений, его в начале 1991 года отстранили от работы на телевидении. Но этот факт не только не подрезал крылья Парфенову, он придаст ему еще большей уверенности в своих силах и укажет дорогу к созданию нового документального проекта «Портрет на фоне», который создавался на протяжении 1991-1993 годов и состоял из шести фильмов. Потом он будет работать над выходом неполитических новостей на Первом канале «Останкино», а в 1994 году начнет работать на канале НТВ, с которым у него будет связано много хороших и не очень событий в жизни. Кроме особой любви и трепета к телевизионной документалистике, Парфенов пробовал себя и в качестве автора таких популярных в начале 1990-х новогодних проектов, как «Старые песни о главном».
Во время работы на НТВ в период с 1997 по 2001 годы Леонид Парфенов будет постоянным ведущим и автором исторической программы «Намедни. Наша эра. 1961-1991», ему же будет принадлежать идея создания одних из самых грандиозных телевизионных проектов современности «Российская империя», «Живой Пушкин», «Особый взгляд Леонида Парфенова», их постоянным ведущим был также он. После ухода с НТВ в 2004 году, Парфенов перешел на работу на «Первый канал», который обрел в его лице автора и ведущего документальных фильмов «О, мир – ты спорт!», «Люся», «И лично Леонид Ильич», «Зворыкин-муромец», «Птица-Гоголь», «Хребет России» и многих других. Все они стали доказательством журналистского таланта и прирожденной любви к аналитике Парфенова. С 2012 года работает на телеканале «Дождь».
Выступление Леонида Парфенова на Болотной площади
Работа – не только телевидение
. Леонид Парфенов с 2004 по 2007 год являлся главным редактором журнала «Русский Newsweek», а в конце 2007 года он начал работу над своим долгосрочным проектом – написанием книги-альбома «Намедни. Наша эра», которая на тот момент должна была состоять из четырех книг – десятилетий. Но уже с 2010 года Парфенов приступил к написанию пятого тома книги, первый полутом которой презентовал в 2011 году, а второй полутом – в марте 2013 года.Пробует себя Леонид и в качестве актера дубляжа мультипликационных и художественных фильмов, работал в составе жюри телевизионных программ «Минута славы», «Высшая лига КВН», «Голосящий КиВиН», а с 2010 года на «Первом канале» является постоянным ведущим программы «Какие наши годы!» вместе с со ведущей Татьяной Арно.
Профессиональное признание
За годы работы на телевидении Леонид Парфенов создал порядка 38 проектов, многие из которых являются циклом телепередач или телефильмов. Его деятельность отмечена пятью наградами «Теффи» за программы, созданные в разное время, награжден премиями Союза журналистов России, именной премией Владислава Листьева, отмечен призами телепрессы, а также является постоянным членом Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека.Личная жизнь Леонида Парфенова
Как и многие успешные люди, которые реализовались в профессиональной сфере, Леонид Парфенов успешен и в делах семейных. Его единственной с 1987 года женой является Елена Чекалова, которая тоже является известным журналистом, автором многочисленных книг о телевидении. 
В семье есть два ребенка – сын Иван и дочь Мария, которые получили образование за рубежом и никак не связывают свою дальнейшую жизнь с журналистикой. Сын Парфенова имеет экономическое образование Миланского университета, а дочь желает связать свою жизнь после окончания Итальянской школы Британского совета с ресторанным и гостиничным бизнесом.
